Лет 150-200 назад в крещенские дни общепринятой забавой для харьковчан были кулачные бои. Их именовали просто - «кулачки». Главные события происходили на льду городских рек, центральная же арена разворачивалась на льду Лопани, вблизи Ивановской левады. Бои на Ивановской леваде назывались быками, и популярность силача, показавшего себя в кулачном бою на быках, была огромной. В дни праздников здесь собиралось до тысячи горожан: мастеровые и мещане, бурсаки, чиновники, студенты и даже церковники. Приезжали размяться и гвардейские унтер-офицеры.
«Среди кулачных бойцов существовал особый язык, лаконичный и понятный лишь тем, кто считался заправским мастером. Например, выражение «дать блоху» означало удар в шею, «положить гриба» — удар в живот, «пустить звонаря» — удар в ухо. Дрались обычно пригородные селяне с горожанами. Каждая из сторон имела своего лучшего бойца, которым очень гордилась. Они со своими подручными обычно вступали в бой в самый разгар драки под приветственные крики сотен зрителей», - рассказала «ГХ» культуролог Полина Попова.
Не оставались в стороне и учебные заведения. Класс на класс, гимназия на гимназию выходили друг против друга в продолжение всей зимы. В таких боях, «дабы не гневить начальство», действовал непреложный закон, запрещающий бить в лицо. Сначала полиция смотрела на кулачные бои снисходительно; бывало, приезжал посмотреть и сам полицмейстер, но в основном для соблюдения формальностей. Он давал несколько назиданий главным бойцам и приглашал после боя к себе откушать. Позже бои были запрещены. Для разгона толпы полиция вызывала пожарную команду, которая лила на участников состязаний воду до тех пор, пока они не расходились.
Художник Илья Репин вспоминал, как на кулачные бои в Харькове иногда приезжали чугуевцы.
«За Михайловской церковью, — вспоминал художник, — великолепно дрался на кулаках гвардейский унтер-офицер, приходивший однажды зимой в отпуск к родным. Не раз он один разбивал и разгонял целую стенку. Гигантского роста и силач страшный. В красивом гвардейском мундире, фуражка набекрень… Как пойдет, бывало, маршевым шагом да свалит несколько дюжих человек в центре, так все уже бегут от него что есть духу, а он остановится, смотрит на бегущих и смеется».
