Великий харьковчанин, никого не обидевший и никогда не солгавший

Окончив гимназию с золотой медалью, Леонард Гиршман поступил на медицинский факультет Харьковского университета, и преподаватели неоднократно отмечали незаурядные способности и трудолюбие студента Гиршмана. Вскоре он познакомился с Александром Данилевским и Максом Мандельштамом. Эта группа друзей-студентов настолько выделялась из общей студенческой массы, что получила в университете прозвище «блестящая плеяда». К слову, Гиршман мечтал стать военным, артиллеристом. И лишь увещевания отца, доказывавшего, что именно медицинский факультет позволит в дальнейшем принести людям большую пользу, изменили намерения Леонарда Леопольдовича.

По окончанию учебы Леонард Гиршман был удостоен диплома с отличием и звания лекаря. Затем успешно выдержал экзамен на степень доктора медицины и отправился за границу — учиться у знаменитых ученых того времени в Вене и Вероне. В промежутках между занятиями он знакомится с клиниками и кабинетами Парижа, Лейпцига, Мюнхена. Особенно плодотворно Гиршман работал в Гейдельберге в клинике знаменитого профессора Гельмгольца, параллельно изучая математику у профессора Кантора. Это был период особых успехов офтальмологии, Леонард Леопольдович позднее говорил: «Не увлечься офтальмологией там, где я учился, было невозможно. Она в то время только возродилась: из маленького запущенного отдела хирургии развилась в самостоятельную науку, ставшую почти на высоту точных наук».

За границей Гиршман в общей сложности пробыл почти пять лет. Он провел ряд научных исследований, закончил докторскую диссертацию. А вскоре получил приглашение на работу в Америку на очень выгодных условиях, но отказался и вернулся в Харьков, где в 1868 году защитил докторскую диссертацию и получил звание приват-доцента. После этого молодого специалиста допустили к чтению курса лекций по офтальмологии на кафедре хирургии. Через два года Гиршман был уже штатным доцентом, в 1893 году ему присвоили звание заслуженного профессора.

В 1905 году Гиршман оставил университет из-за конфликта с ректором, уволившим много студентов без ведома дисциплинарного суда, председателем которого он был. Как вспоминают современники, деятельность Леонарда Гиршмана была необыкновенно интенсивна и плодотворна. Им интересовался Лев Толстой, о нем писал Антон Чехов в одном из своих писем: «...здесь харьковский окулист Гиршман, известный филантроп, друг Кони, святой человек, приехавший к своему сыну. Я часто видаюсь с ним, мы беседуем...» Один из наиболее известных юристов страны академик Кони писал: «И пусть, когда люди последующих, поздних поколений спросят у хранителей местных преданий, кто был этот Гиршман, им ответят словами Гамлета: «Человек он был».

К Гиршману стекались больные со всех концов Российской империи и из-за границы: из Европы, Персии, Индии... Ярче всего личность профессора обрисовывается на его домашнем приеме: обширная комната безо всяких украшений (ожидальня) с простыми скамьями вдоль стен заполнена людьми. Тут и сановники из Петербурга, и бедняки — все ждут своей очереди, зная, что никому не будет отказа. Профессор не прекращал прием до тех пор, пока не принимал последнего больного, утешал несчастных. Нередко оказывал материальную помощь. Зачастую несчастным и неимущим врач раздавал суммы, многократно превышающие полученный за день гонорар.

Леонард Леопольдович был превосходным хирургом, одинаково хорошо владел правой и левой руками. На экстракцию катаракты у него уходило не более одной-двух минут, причем больные находились в сидячем положении — для того чтобы не травмировать  психику пациента укладыванием на операционный стол. Сам профессор говорил: «Когда я начал свою практическую деятельность, я оказался первым — и многие годы единственным — специалистом в обширной области всего юго-востока России. Не трудно было стать известным там, где я оказался единственным». И дальше: «Моя заслуга — в том, что я научил бедных людей лечиться у врачей».

Свою научную работу он начал очень ценными исследованиями в лабораториях гениальных европейских ученых. Эти исследования были посвящены сложнейшим теоретическим проблемам офтальмологии. Выдающимся по своему значению исследованием стала его работа по вопросу о наименьшем угле зрения, выполненная в лаборатории Гельмгольца. Полученные данные вошли в учебники физиологии и офтальмологии — как русские, так и иностранные.

В 1905 году Гиршман остался без клинической базы и решил уехать из Харькова. В связи с этим прогрессивная часть харьковской городской думы во главе с профессором Николаем Сумцовым поставила вопрос об открытии в Харькове больницы по глазным болезням. В газете появилось воззвание:

«В Харькове образовался комитет, который хочет выстроить больницу для Леонарда Гиршмана, на такую постройку надо много денег. Комитет просит всех жертвовать деньги на больницу имени Гиршмана». И 7 апреля 1908 года городская глазная больница имени профессора Леонарда Гиршмана открылась. Она была рассчитана на 10 коек и размещалась на Москалевке, в двухэтажном весьма неудобном доме. Профессор каждый день приезжал в больницу, консультировал и оперировал.

Леонард Леопольдович был активным организатором Харьковского медицинского общества. Организовал он также отделение попечительства о слепых и училище для слепых. 5 октября 1893 г. газета «Южный край» поместила заметку, в которой говорилось следующее: «В Харькове, как известно, существует училище слепых, помещающееся в настоящее время на Основе, в доме Квитки. В это училище принимаются слепые дети всех сословий. Дети, поступившие сюда, остаются в училище до 18-летнего возраста. В настоящее время в нем обучаются более 30 мальчиков и одна девочка. Так Андрей Валерьянович Квитка внес свою лепту в благородное дело обучения слепых детей».

Среди учеников Гиршмана были несколько очень известных харьковских профессоров, последовательно занимавших кафедру глазных болезней после Леонарда Леопольдовича. В различных городах и районах Украины работало немало врачей, учеников Гиршмана.

Врачи глазной больницы принимали ежегодно 12 тысяч пациентов, и когда прием оказывался немного меньше, профессор бывал очень недоволен. «Это нехорошо, это значит, что мы стали плохо работать», — говорил он. Лично Леонард Леопольдович принял около миллиона больных. Он с раннего утра принимал их дома, а после двух часов приезжал в больницу. Рабочий день профессора продолжался дома, где он вместе со своими ассистентами принимал пациентов до часу ночи.

По воспоминаниям современников, Гиршман был чрезвычайно добр, вид людских страданий всегда его волновал. Однажды к нему приехал из далекого сибирского городка слепой с атрофией глазных яблок в результате ожога серной кислотой — приехал с женой и ребенком, истратив последние сбережения, искать исцеления у Леонарда Леопольдовича. Больного показали профессору, и тот очень мягко и деликатно сказал о неизлечимости его слепоты. Жена, держа за руку ребенка, отвела плакавшего слепого в сторону. Профессор взволнованно оглянулся, вызвал коллегу в соседнюю комнату, вынул из кармана довольно крупную сумму денег, протянул ему и сказал: «Дайте, пожалуйста, этому несчастному, больше нечем ему помочь, пусть едет домой, но только не говорите, что это я дал деньги».

Бескорыстие Гиршмана было безграничным. К профессору обращались с самыми разными просьбами: пристроить детей на учебу, похлопотать о месте работы, об освобождении незаконно арестованных, а профессорские гонорары регулярно перекочевывали в карманы бедняков. Неизлечимо больных Гиршман учил массажу, давая таким образом слепому человеку возможность заработать на жизнь.

Дослужившись до чина действительного статского советника и будучи возведен в потомственное дворянское достоинство, профессор Гиршман пользовался огромным уважением среди харьковской общественности. Его неоднократно избирали на различные общественные и административные должности, где он выполнял свои обязанности с исключительной добросовестностью. В 1914 году Гиршман был избран почетным гражданином Харькова. Газета «Южный край» писала в связи с этим событием:

«Харьков счастлив, что в нем живет и трудится на счастье человечества этот щедро одаренный Богом человек, великая любящая душа которого роднится с величайшими гуманистами и благодетелями, каких только знала наша жизнь».

Прошли годы, пронесся октябрьский переворот, наступил 1921 год. В городе начались грабежи, реквизиции. Отбирают у людей имущество, выселяют их из квартир. Волна террора захлестнула Харьков. Племянница профессора, Юлия Гиршман, писала в своем дневнике: «1921 года 4 (17) февраля, вторник. Одно действительно приятное событие: дяде Леонарду дана пенсия в 120 тысяч рублей в год — за долголетнюю бескорыстную работу на пользу беднейшего пролетариата и в связи с преклонным возрастом потерявшему трудоспособность».

В связи с революционной обстановкой дом профессора собирались реквизировать под «черезвычайку», так как в здании были подходящие погреба. В соответствии с этим было дано распоряжение, чтобы жильцы в течение трех дней выселились. Родственники Гиршмана послали за председателем медицинского общества Браунштейном, и он обратился к Истомину — министру просвещения, который при этом известии пришел в такое негодование, что швырнул свой портфель об пол. Результатом борьбы стала пенсия и куча бумажек об освобождении дома Гиршмана от реквизиции и вывоза чего бы то ни было.

В январе 1921 года знаменитый профессор-офтальмолог умер. Газета «Коммунист» опубликовала в связи с его смертью некролог, в котором были такие слова: «Великий интернационалист духа, никого не обидевший и никогда не солгавший».