Скромное обаяние толпы. По следам харьковской бойни

4220

Для начала отлистаем историю лет на 40 назад. В 70-х годах сербская художница и мастер перфоманса Марина Абрамович провела уникальный психологический эксперимент. В галерее на столе она разложила несколько десятков предметов – губную помаду, розу, бритву, акварельные краски,  пистолет с одним патроном и тому подобное.

Художница изображала куклу, а посетителям галереи позволялось взять любой из предметов и сделать с «куклой» все, что угодно. Поначалу посетители вели себя крайне сдержанно. Однако постепенно стеснение улетучилось. Толпа изрядно поиздевалась над «куклой». Спустя шесть часов одежда на художнице была изорвана в клочья, сама она была измазана помадой и красками, на теле было много порезов. Эксперимент был остановлен, когда один из участников направил на художницу пистолет. Автор перфоманса заявила, что хотела показать одну простую вещь: насколько быстро человек может вернуться в дикое состояние, если ему это позволить.

Эксперимент Абрамович считается одним из самых опасных в истории развития психологической науки. И площадками для подобных экспериментов могут служить не только студии, галереи и лаборатории, но и целые города. Один из этапов эксперимента можно было наблюдать в Харькове в ночь на 11 июля. На улице Отакара Яроша толпа из нескольких десятков молодых людей в масках, вооруженных битами и ножами, избивала прохожих и громила автомобили. Несколько человек были доставлены в медучреждения с ножевыми ранениями.

За последний год с небольшим Харьков пережил целый ряд скандальных происшествий, результатом которых были и увечья и даже убийства. Однако события на Отакара Яроша имеют одну особенность. В водоворот насилия были втянуты случайные люди – не политики, не так называемые активисты, не сотрудники правоохранительных органов, не участники массовых акций, шествий, митингов, маршей, пикетов. И весь ход предшествующих событий плавно продвигал «психологический эксперимент» к данному этапу. Как и в перфомансе Абрамович, все началось с «губной помадки» - зонтиков, чая, кофе и хорошего настроения. Поворотным моментом, который должен был вселить в толпу уверенность в собственном всемогуществе и отсутствии каких-либо негативных последствий за собственные действия, в Харькове стал снос памятников. Можно до хрипоты спорить, нужны памятники тем или иным историческим персонажам или нет, но ведь ни в одном нормативном акте не сказано, что их снос может осуществляться некими неустановленными лицами. Для этого есть четко регламентированные законодательством процедуры. Однако игнорирование норм законодательства не только не было осуждено, а напротив - всячески приветствовалось на самых высших уровнях власти. Один из министров «правительства камикадзе» высказался в том ключе, что, мол-де, истукан нас не интересует, главное, чтобы не пострадали люди. Но уровень прогнозирования, что характерно для нынешних управленческих элит, оказался крайне невысоким. Толпа имеет одно нехорошее свойство: она может выйти из подчинения, переформатироваться под другими лозунгами или отклониться от ранее намеченного для нее курса, что доставляет ряд неудобств толпоменеджерам и заставляет их давать какие-то объяснения и заявлять о своей полной непричастности к происходящим событиям.

Харьковская бойня выявила еще пару особенностей состояния современного украинского общества – значительно снижение социального «болевого порога» и характерное для эпох бунтов и восстаний извращенное понимание сущности свободы. В принципе, здесь нет никаких феноменальных открытий. Спиралька истории просто делает очередной виток. К примеру, в 1917 году, узнав, что отныне на территории империи – свобода, низы, не желавшие «жить по-старому» (соответственно, стремящиеся жить по-новому), порой не могли придумать ничего лучше, нежели нагадить на рояль в господской усадьба и выколоть глаза барскому коню. Они понимали, что раз дали свободу, то надо что-то делать. Но решительно не понимали, что. Разум примитивного индивидуума воспринимает свободу, как право делать то, что раньше было делать нельзя. А что ему раньше было нельзя? Играть на фортепиано? Он не умеет и не умел. Писать картины? Он кистей в руках с роду не держал. Строить дома? Это тяжело. И тогда он делает простой вывод: раньше запрещалось бить стекла, машины, избивать людей, и теперь в разрушении именно этих запретов он имеет право себя реализовать. Активно начинают работать механизмы разрушения психологических барьеров.

Человек задается вопросом «А почему бы и нет?» применительно к таким действиям, которые ранее для него были однозначно недопустимыми или, во всяком случае, крайне сомнительными. В переводе на язык подростков со слабым уровнем социальной адаптации это звучит примерно так: «А шо, низя?»

Если можно выковырять булыжник, почему нельзя снести памятник? Если можно снести памятник, почему нельзя спалить дом? Если можно избивать политических оппонентов, почему нельзя избивать любых прохожих?

Совершенно вопиющее по рамкам цивилизованного общества происшествие в Харькове, которое еще пару лет назад обсуждалось бы как всех центральных каналах как грандиозный скандал, сегодня после опыта массовых столкновений, сожжения граждан, расстрелов сотрудников милиции, прошло практически незамеченным на общенациональном уровне. Тема промелькнула в одном из ток-шоу, заняв внимание телезрителей лишь на пару минут. И то скорее потому, что в студии присутствовал председатель СБУ Наливайченко. Как бы между делом прозвучал вопрос: «А что там в Харькове?»

Главный безопасник страны продемонстрировал отличное знание методики работы «папередников» образца 30-х годов, заявив, что инцидент был спровоцирован иностранной спецслужбой. Ожидать иных версий вряд ли стоило, поскольку трудно представить какие-либо процессы в Украине, которые бы не были спровоцированы и инспирированы иностранной спецслужбой. Иностранные агенты разбрасывают пластиковые бутылки по дворам, ездят на автомобилях по тротуарам, поломали ворота на стадионе в Киеве и даже повышения пенсий и зарплат и снижения коммунальных тарифов требуют исключительно они самые, только переодетые в местных работяг и старушек. Отрадно, что в спецведомстве столь тщательно хранят и развивают корпоративные традиции (рассказывают, будто «чекисты» 30-х с легкостью могли доказать, что падеж курей в колхозе Ильича инспирирован и спровоцирован румынской Сигуранцей). Правде, у стороннего наблюдателя возникает навязчивая мысль, будто он попал в клинику, где на все случаи существует один диагноз – плоскостопие. «Доктор, у меня щеку раздуло». «Это плоскостопие». «Плоскостопие – это ноги, а у меня щека». «Вы что, не знаете, что все в организме взаимосвязано? Вот вам зеленка, мажьте три раза в день». А на первом этаже осажденный самой длинной очередью сидел один одесский доктор, который утверждал, что все само пройдет.

Андрей Кравченко