Люди-лошади
Иногда так бывает. Кто-то приходит и становится вдруг всей твоей жизнью, замещает ее собой. И хотя ты этого вроде бы хотел — но ты рвешься с цепи, которую сам создал, грызешь удила и роешь землю копытом: ну когда уже? Когда в галоп, навскачь, к радости и свободе?
А цепь держит — или волочится следом по земле, путает ноги, пугает потусторонним громом-звоном в ушах. И галоп тогда уже не в радость, потому что это не ода свободе и радости, а безуспешная попытка к бегству, наказание за которую известно — прицельная стрельба по ногам-копытам. И сколько ни беги, ты только теряешь кровь, теряешь силы — а иногда, если бежал слишком долго, — теряешь веру и теряешь себя.
А что делать? Снять цепь. На самом деле это просто: немного фантазии, немного усилий, и здравствуй, свобода! И вот это «Здравствуй» вдруг становится самым страшным словом на свете — потому что когда цепи сняты, ты понятия не имеешь, что говорить и делать после. Как говорил Эрик Берн: «На самом деле все человеческое общение сводится к тому, чтобы заполнить тишину после слова «Здравствуй»». И если привык всю жизнь заполнять эту тишину бессмысленным топотом и истеричным ржанием, то это свободное «Здравствуй» после главного «Прощай» становится самым страшным словом на свете.
Ведь единственное, что остается после него — это заполнить пустоту собой, собой настоящим. И эта перспектива пугает и заставляет держаться за такие знакомые и привычные цепи-ограничения, не снимать шоры и вести себя как глупый конь, никогда не видевший свободы и потому не жаждущий ее.Потому что когда привычные оковы готовы упасть в пыль, ты с ужасом осознаешь, что понятия не имеешь — а какой же ты на самом деле? Чего хочешь, а с чем не согласишься никогда и ни за что? И тем более не подозреваешь, что бы ты хотел сказать другому человеку после «Здравствуй». И если «сориентируемся по обстоятельствам» — не твои слова, то ты предпочитаешь усиленно делать вид, что все еще связан.Вот так и получается, что мы все по большей части — это табун диких лошадей, которые считают себя сельскими тяжеловозами, призванными ходить под плугом, а не топтать не знавшими железа копытами не знавшую плуга землю.
Эх, люди-лошади, забывшие, кто мы и откуда, а главное — зачем. Слава богу, хотя бы инстинкты живы, которые заставляют рваться с цепи, рвать губы удилами, чтобы хоть на мгновение вдохнуть воздух свободных прерий. А уж память об этом миге свободы заставит когда-нибудь перебороть этот страх пустоты после «Здравствуй». Наверняка.
