Информационное вегетарианство
Вместо эпиграфа
«Удивительное рядом, но оно запрещено»
(Владимир Высоцкий, «Письмо в редакцию телепередачи «Очевидное - невероятное»)
После падения коммунистического режима в 1991 году понятия «запрещенная литература» и «запрещенные фильмы» стремительно ушли в небытие, как тогда казалось, навсегда. Но представители экспертного сообщества утверждают, что история повторяется дважды.
Удивительным образом эпоха тотальной свободы, которая развилась до высшей формы – хождения гей-парадами по центральным улицам столичных городов – совпала со временами суровых ограничений. Органы госбезопасности направили провайдерам свежий список неблагонадежных сайтов из 181 пункта. Акция, еще лет пять назад вызвавшая бурление либеральной общественности и проведение историко-политических параллелей с Северной Кореей, ныне воспринимается как один из неотъемлемых атрибутов формирования информационного пространства, благодаря последовательному и планомерному накоплению необходимого опыта. Как говаривал широко известный в узких кругах Джозеф Овертон, если окно открывать не резко настежь, а по чуть-чуть, то никто ничего не заметит. По версии Овертона, от немыслимого до действующей нормы – всего пять шагов. История запретов в информационном пространстве гораздо более насыщенная, но с определенной долей условности ее вполне можно нанизать на ставшую достаточно популярной в последнее время схему.
Немыслимо
Во времена антинародного режима блокировка интернет-сайтов считалась занятием и немыслимым, и бессмысленным. Интернет вообще длительное время считался священной коровой: цензурными ножницами нельзя было даже подступаться.
Радикально
В августе 2015 года Минкульт обнародовал список деятелей культуры, распространение работ которых запретили на территории украинского государства. Под запретом оказались все кинокартины, если одним из участников создания был «черносписочник». Изначально в нежелательные попали 14 персон, но список постоянно расширялся и за достаточно короткий промежуток времени достиг более 130 позиций. Радикально? Вне всякого сомнения. Но переживающие состояние постреволюционного синдрома управленческие элиты, не способные проявить себя на социально-экономическом поприще, просто обязаны были сразить почтеннейшую публику широтой размаха хоть в каком-нибудь направлении. Например, в информационном.
Приемлемо
В марте 2016-го Верховная Рада в качестве поправок к закону «О кинематографии» запретила демонстрацию российских фильмов, выпущенных после 1 января 2014 года. Логически проистекавшая из предыдущего запретительного мероприятия акция была воспринята как приемлемая.
Разумно
В мае 2017-го в соответствии с президентским указом были заблокированы социальные сети «Одноклассники» и Вконтакте, а также все ресурсы, связанные с поисковиками mail.ru и yandex.ru. Попытки создать альтернативную сеть Ukrainians провалились без особого треска. Сеть исчезла также незаметно, как и появилась. Да, положа руку на процессор, при живом-то Фейсбуке иначе вряд ли и быть могло.
Стандартно
В сентябре 2017-го под запретом оказался один из наиболее известных либеральных деятелей и противников «путинского режима» Георгий Чхартишвили (Борис Акунин), что годом-двумя ранее могло бы вызвать некоторое удивление. Но в 2017-м, когда понемногу начало приходить понимание, что технология запрета должна быть лишена логической составляющей, подобную акцию вполне справедливо можно было отнести к стандартным. Запрещены к распространению его работы «История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия. Часть Европы» и «История Российского государства. Ордынский период. Часть Азии».
Несколькими месяцами ранее, 13 апреля 2017 года, Государственный комитет телевидения и радиовещания опубликовал один из наиболее полных списков запрещенной литературы, в который были включены 172 наименования.
Действующая норма
После прохождения всех предварительных этапов последнее предложение службы госбезопасности блокировать интернет-сайты не вызвало никакого ажиотажа в среде борцов за свободный доступ к информации, а следовательно необходимо констатировать, что ограничительные мероприятия различных направленностей и масштабов стали действующей нормой. Цикл Овертона завершен.
На первый взгляд, может показаться, что граждане, оказавшиеся в системе информационных запретов, могут испытывать некоторое чувство неполноценности от того, что кто-то лучше их знает, чего им можно, а чего нельзя. Но на взгляд второй, становится совершенно очевидным, что гражданин и сам не стал бы пользоваться информацией, например, контрреволюционного или антиправительственного содержания. В этом он схож с одним из положительных героев романа «12 стульев» Лизой Калачевой, которая, понимая, что мясосодержащие изделия вредны для организма, даже во время посещения ресторана за чужой счет требовала себе «чего-нибудь вегетарианского».
Отсылки к европейскому опыту также не в пользу тотальной вседозволенности. В течение многих столетий управленческий класс с различной степенью успешности пытался ограничить доступ податного населения к информации. Мощный толчок запретительному движению дало появление в 1529 году «Индекса книг» - список произведений и научных работ, чтение которых было запрещено католической церковью под угрозой отлучения. В различное время «черные списки» украшали имена Эразма Роттердамского, Вольтера, Даниеля Дефо, Джордано Бруно, Коперника, Кеплера, Галилея, Оноре де Бальзака, Декарта, Канта, Беркли и Сартра. И если уж миллионы читателей обходились без Вольтера и Канта, то появление на экране вместо энного сайта объявления «Посторонним В.» переживут и подавно.
