Хороший. Плохой. Я

2122

В детстве нас всех учат быть хорошими. Все родители (ну, за редкими исключениями) хотят вырастить своих детей хорошими людьми, и поэтому читают морали, рассказывают сказки и истории, ставят в угол и ругают за оплошности — в общем, воспитывают как умеют. Создают базу знаний — что такое хорошо и что такое плохо. Что можно и что нельзя. Что принимается, а что отвергается самыми близкими людьми, а значит, не имеет права на существование.

С одной стороны, это вроде бы нужно и правильно. Должен же кто-то неокрепшему юному сознанию привить базовые нормы морали, объяснить, что допустимо в обществе, а что под запретом и чревато «изгнанием из стаи».

С другой стороны, именно так формируются те самые психологические блоки, которые заставляют нас прятать свои чувства, причем в первую очередь от самих себя, давить в себе то, что считается неправильным и плохим, подменять «недопустимую и аморальную» искренность красивой подделкой — маской с приклеенной улыбкой. Потому что от того, что эмоция или желание обозначены как плохие, они никуда не деваются — просто вместо того, чтобы выдать их на-гора и пережить, человек давит их в себе и искореняет, захлебываясь при этом самоосуждением и отвращением к себе.

Взять, например, зависть. Думаю, всем нам в детстве популярно и доходчиво объяснили, что завидовать нехорошо — «смотри, у тебя тоже есть красивые игрушки», — и даже если игрушек особо нет, все равно завидовать нельзя, это плохо. И, разумеется, родители были правы, когда говорили нам, что зависть разрушает. Кто знает, какую чудесную музыку смог бы написать Сальери, если бы не завидовал Моцарту и не пытался ему подражать, не сравнивал себя с ним, а просто сочинял то, что сочиняется. Я уж не говорю о тяжести убийства, которую он взял на душу.

Зависть действительно мешает жить счастливо, а иногда и просто жить. Она убивает напрочь вдохновение в каком бы то ни было деле, лишает уверенности и удовлетворения от того, кто ты есть и что ты делаешь. Собственно и рождается она из нелюбви к себе — из убеждения, что любовь нужно заслужить хорошим поведением и максимальными успехами во всем. Что любви достойны только победители.

Привычка сравнивать свои успехи с достижениями других людей превращает жизнь в «гонку вооружений», в которой ты всегда в чем-то проигрываешь, — потому что невозможно быть непревзойденным во всем, одинаково хорошо владеть всеми видами оружия. И пока ты пытаешься доказать кому-то, что ты хорош в этом, и в этом, а еще в этом и том — ты теряешь то направление, в котором ты на самом деле мог бы стать великим. Потому что обычно это узкая уединенная тропинка, а не трасса в 12 полос и уж тем более не поле военных действий, где шеренги бойцов тянутся из одного края в другой и сметают все на своем пути.

А завистнику узкие тропки не интересны — он ищет сразу великих подвигов и свершений, которые гарантированно вознесут его на вершину славы и увековечат имя для благодарных потомков. И, разумеется, чаще всего такие люди проживают свою жизнь, так и не свершив ни одного подвига — потому что то конь неправильный, то доспехи неудобные, то дракон неподходящий. А правильных коней, драконов и доспехи уже расхватали другие ушлые драконоборцы.

Словом, с какой стороны ни посмотри, зависть — это плохо. Но кто из нас, положа руку на сердце, сможет искренне сказать, что никогда в своей жизни никому не позавидовал, не сравнил себя с кем-то не в свою пользу? Такие люди есть, но их немного. А что делают все остальные — большинство?

Кто-то, кому родители в детстве не говорили, что завидовать плохо, став взрослыми, продолжают отбирать чужие игрушки, а попросту говоря, грабить и воровать — деньги, идеи, достижения. И это аморально, асоциально и периодически заканчивается для некоторых тюрьмой — то есть, изгнанием из стаи.

А те, кто в детстве внимательно слушал маму с папой и старался их не огорчать, те, кто уяснили, что чужие игрушки отбирать нехорошо, — эти люди изо всех сил стараются давить в себе зависть, не показывать виду и максимально широко улыбаться чужим успехам. Они заставляют себя радоваться достижениям друзей и знакомых — но радость ведь не появляется из-под плетки, поэтому такая вымученная «радость» так и остается всего лишь маской. А под ней — боль от того, что «я не такой», «я не смог», «я хуже», «я лузер».

И если человек плюс-минус осознан, умеет распознавать свои чувства и знает, что вот этот противный червячок, который едва заметно шевелится в груди на хороших новостях от друзей и знакомых, — это и есть та самая порицаемая зависть, то боль усиливается в несколько раз дополнительными «как я мог», «я жалкий завистник», «я плохой, потому что завидую, а завидовать плохо».

Делится с тобой друг радостью — а ты и рад, потому что действительно любишь друга, и не рад, потому что ты теперь безнадежно от него отстал — ведь он смог, а ты нет. И при этом еще и думаешь «и какой же я после этого друг, если не могу искренне порадоваться за близкого человека». Ты слишком хорошо уяснил, что такое хорошо, и что такое плохо — и это только добавляет тебе мучений, потому что самого себя тебе приходится относить к категории плохого. И это бесконечная война с самим собой.

Я не сторонница войн в каком бы то ни было виде — мне ближе пацифизм и теория принятия. После многих лет ожесточенной борьбы с «негативом» и искоренения в себе «зла» я для себя приобрела очень важное знание: это не работает. У меня не работает. Возможно, кому-то и удается таким образом избавиться от разрушающих эмоций и состояний, но мне нет. У меня работает схема «увидеть-принять-освободиться»: увидеть недостаток, принять его как свою личную особенность (причем обязательно у этой особенности есть какое-то свое назначение — как в сказках, где героя просят не выбрасывать или не убивать нечто, на первый взгляд, совершенно бесполезное: «Не убивай, Иванушка, я тебе еще пригожусь» — и действительно же пригодится!). И только потом приходит освобождение. Только после того, как я перестала себя за это осуждать, злиться и давить неугодные чувства.

Я думаю, это можно назвать смирением и примирением с тем, кто ты есть — без попыток стать кем-то другим (тем, кто не завидует, например), но и без самоуничижения по типу «я такой, я безнадежный, поставьте на мне крест, ибо сам я на себе его уже давно поставил». Это смирение с тем, что при всем твоем уме и сообразительности ты не можешь понять, зачем тебе нужно это запретное чувство, — и при этом безоговорочное принятие, что оно тебе все-таки зачем-то нужно, ибо ничего в мире не бывает просто так — у всего есть свое назначение и цель. Это, если хотите, капитуляция перед Богом, Мирозданием, Вселенной, Высшими Силами — не важно, как ты их называешь, но ты признаешь свое бессилие перед ними: «Вот, вы создали меня таким (такой), я боролся с вашей задумкой насчет меня очень долго и ожесточенно, но я сдаюсь, потому что ничего не могу с этим поделать».

И когда ты перестаешь бороться и просто отстраненно отмечаешь: «А, это зависть. И это она. И это тоже», — и при этом со вздохом облегчения передаешь эту проблему тому Высшему, в которого ты веришь (пусть сам разбирается, что ему делать с таким завистливым тобой) — то рано или поздно ты вдруг ловишь себя на том, что искренне радуешься за друга. По-настоящему. И свои собственные успехи ценишь и гордишься собой тоже по-настоящему и искренне. И тебя больше не коробит, что кто-то рисует лучше тебя, а кто-то — поет. Ты просто знаешь, что ты хорош, — даже если ты пишешь с ошибками, носишь странную прическу, весишь больше или меньше того, что считается нормой, нарисовать можешь только корявый домик на уровне первоклассника, а от звуков твоего пения в ванной соседи с возмущением стучат по трубам. Ты просто хорош — потому что ты вышел из-под рук своего Бога, а он второсортных вещей не создает.

Ольга Воронина