Бронежилет как средство против жизни

1946

Пока мы живы, рядом с нами всегда есть боль. Она то таится в темном уголке души, то вдруг выступает на первый план и привлекает к себе все внимание — но она всегда есть. Как свидетельство того, что мы живы и продолжаем меняться и развиваться.

Боль поднимает нас, заставляет расти так же точно и верно, как любовь. Боль и любовь — вот два лекарства, которые вырывают нас из летаргического сна, в котором мы находимся годами. Но, понимая это, мы продолжаем сопротивляться боли и избегать ее, даже когда она стоит на пороге и не собирается никуда уходить. Все мы на самом деле остаемся малыми детьми, которые отказываются пить горькое лекарство, хотя оно может исцелить куда надежнее сладкого сиропа.

Нет, целительную силу любви сложно переоценить — это та панацея, которая решает все проблемы, лечит все болезни. Но очень часто нам, чтобы почувствовать ее, увидеть ее и открыть ей сердце, нужно пережить сильную боль, пройти через кризис. Оттолкнуться от дна, чтобы выплыть на поверхность. Позволить чему-то умереть, чтобы что-то могло родиться.

Не потому ли мы боимся боли, что она каждый раз уносит что-то с собой? Вы не замечали, что каждый раз после того, как вы испытали сильную боль — душевную или физическую — что-то в вас безвозвратно меняется? Умирает какая-то часть, которая не смогла пережить этой боли, оказалась слишком слабой. Как рудиментарный орган, который не справился с эволюцией. Как вымирающий вид, оказавшийся нежизнеспособным в новых условиях. Так через боль умирает каждый раз что-то такое, что уже не может быть частью вас, потому что только тянет вас назад. Это может быть маленькая установка вроде «Я не умею танцевать», а может быть основополагающее убеждение — как, например, «Люди злы» или «Меня никто не любит». Каждую секунду на поддержание этих установок и убеждений вы тратите силы, свою энергию — а иногда тратите ее еще и для того, чтобы скрыть их от самого себя. Но боль вскрывает старые раны — безжалостно, как хирург, и прятать их от себя становится невозможным. Вот только мы хитры — и научились прятать от себя даже собственную боль.

Как часто на разного рода психологических тренингах люди говорят, что не чувствуют ничего. Говорят, что внутри пустота. Говорят, что эмоций и чувств нет. Так вот, всегда — абсолютно всегда в таких случаях человек наполнен болью, как воздушный шар, грозящий вот-вот лопнуть, потому что оболочка слишком слаба, чтобы сдержать все то, что скопилось внутри. И именно боль приводит таких людей на те самые тренинги — потому что она жаждет высвободиться и сказать своему носителю то, что должна сказать, то, ради чего она явилась.

И тогда люди долго и горько плачут, чаще всего и сами не понимая, о чем, но всем существом чувствуя, что так надо.

Я сама была таким переполненным болью сосудом, и я знаю, о чем говорю. И теперь я не сомневаюсь, что если мне кажется, будто я не чувствую ничего и внутри пустота, - значит, я снова скрываю от себя что-то такое, что причиняет мне сильную боль.

Иногда мы скрываем от себя свое страдание потому, что нам оно кажется невыносимым. Нам кажется, что оно сильнее нас — и убьет, как только получит свободу. И в своем страхе мы упускаем из виду, что если мы сумели посадить свою боль на цепь и упрятать в темницу, то очевидно, она все-таки слабее нас.

А иногда мы прячем от себя свои болезненные чувства потому, что считаем себя не вправе страдать по этому конкретному поводу. Принятая в нашем обществе форма утешения — это сравнивать одну боль с другой. Мол, ну чего ты расклеился — вон у Васи такая беда случилась, ему-то можно страдать - а у тебя и не беда вовсе, а так, печалька.

И мы соглашаемся: действительно, Васе намного тяжелее, у него есть право страдать. А себя мы этого права лишаем. И в этот момент в сердце зарождается то, что кажется нам пустотой и отсутствием чувств. А кто при этом может знать, что на самом деле в этот момент чувствует Вася? Кто может гарантировать, что его боль сильнее вашей? Как можно вообще сравнивать двух людей, если у каждого из них своя история, свой уровень чувствительности и психической устойчивости, свои болевые точки, прикосновение к которым мгновенно выбивает почву из-под ног — хотя другой человек такого касания и не заметит. Просто у каждого из нас болит что-то свое, и сравнивать одну боль с другой невозможно.

Я здесь не говорю о том, что нужно упиваться своим страданием — это другая крайность, равно вредная для человека, как и непризнание собственной боли. Но корчась в муках, улыбаться и делать вид, что ничего не происходит — это стратегия умирающих, а не выздоравливающих. Те, кто хотят выжить, признают, где и что у них болит, и идут с этим признанием к врачу. А те, кто предпочитает умереть, храбрятся и делают вид, что боли не существует — до последнего, пока уже не будет слишком поздно. Так обстоят дела с болью физической, что подтвердит любой медик. И боль психологическая подчиняется тем же законам — душа наша болит точно так же, как и тело.

И первое, что просит любая боль, - это внимание и признание. Признание того, что она существует, и что она имеет на это право. Попробуйте дать ей это — и вы увидите, с каким подарком она к вам пришла.

Перефразируя замечательного Экхарта Толле: мы не можем уберечься от боли, но в наших силах не превращать ее в страдание, потому что не сами события и условия заставляют нас страдать, а только наша оценка их как плохих и неприятных.

Есть ситуации, когда боль неизбежна — например, когда умирает близкий человек. Но, не давая себе ее пережить, мы лишь превращаем ее в бесконечное страдание и ходим по заколдованному кругу утраты. С болью как с настырным гостем — когда ты ее гонишь в дверь, она обязательно вернется через окно. Проще сразу ее впустить, усадить за стол и честно посмотреть ей в глаза. И увидеть в них себя — потому что нет зеркала честней.

А тактика «не целься мне в сердце — я в бронежилете» - это путь не-жизни, путь закрытого сердца и отсутствия чувств. Путь отсутствия себя в собственной жизни — потому что пока ты скрываешь от себя собственную боль, именно она руководит тобой, а не наоборот. Именно застрявшая в сердце боль заставляет нас реагировать определенным образом на каждый раздражитель, который ее каким-то образом задевает. И поскольку от первоисточника мы отгорожены, мы не понимаем, почему так резко реагируем на то или иное событие или человека — и чем больше защитных слоев возведено вокруг сердца, тем сложнее это понять. А если сердце закрыто, то с каждым днем этих заградительных сооружений становится все больше...

Мы все ходили этими путями, все носили эту броню. И каждый раз, когда боль снова стучится в сердце, мы выбираем — впустить ее или снова надеть бронежилет. Жить или притворяться, что живешь. Простой выбор — не так ли?

Ольга Воронина