Фальсификаторы фальсифицировали, фальсифицировали
Вместо эпиграфа. «История остановилась. Нет ничего, кроме нескончаемого настоящего, где партия всегда права». (Джордж Оруэлл, «1984»)
В разгар перестройки, когда писатели, журналисты и прочие инженеры человеческих душ вывалили на страницы газет и журналов все, что находилось в информационных запасниках под грифом «идеологическое табу», либеральной колонной применительно к СССР в обиход был запущен термин «страна с непредсказуемым прошлым». Преодоление эпохи позднего соцреализма вывело современную Украину на курс формирования максимальной предсказуемости прошлого. Хотя бы на уровне официальной риторики и всех ступеней образования.
По традиции, все новое, даже если это практически еще не забытое старое, наталкивается на противодействие. Внезапно активизировался «Оппозиционного блока», чьи требования создать комиссию Верховной Рады по фальсификации истории Институтом национальной памяти и провести парламентские слушания по состоянию национально культурного наследия определенно призваны внести сумятицу в начавшую было формироваться стройность рядов.
Всю глубину озабоченности иллюстрирует цитата из партийного заявления: «Фальсификация истории стала частью информационной войны, которая развязывается властью против собственного народа и может привести к новым катастрофическим последствиям – конфликту поколений, непримиримой идеологической вражде между украинскими гражданами и целыми регионами».
Заявление вряд ли увидело бы свет без публикации в американском журнале Foreign Policy статьи «Историк отбеливает украинское прошлое», в которой публицист Джош Коэн критически оценил решение украинской власти передать архивы в ведение Института национальной памяти. Заполучать на ровном месте обвинения в организации «прокремлевских провокаций» желающих все меньше. Подозревать же в чем-то подобном одно из американских изданий среди представителей властных кругов отважится не каждый, поскольку репутация у западных партнеров должна быть почище чем у жены Цезаря, а кто в этом сомневается, может нарваться на проявление чувства глубокого неудовлетворения и строгий выговор с занесением в кредитную историю. То есть в данном случает публикация является своеобразным политическим зонтиком. Но и не более. Вероятность создания комиссии по фальсификации ничтожно мала. Во всяком случае пока не было примеров содействия коалиционных и околокоалиционных фракций реализации инициатив «Оппоблока». Обвинения же в «фальсификации истории» вряд ли могут выдвигаться априори, что бы об этом не писали западные специалисты, поскольку Институт национальной памяти собственно историей и не занимается, а в положении о данном учреждении для него предусмотрены совершенно иные задачи.
В первом же пункте Положения об УИНПе четко указывается, что институт является - отнюдь не научное учреждение, а «орган исполнительной власти». (Заведение же с аналогичным названием, являвшееся научно-исследовательским учреждением, было ликвидировано постановлением Кабмина в ноябре 2014 года). Среди основных задач УИНПа значится «реализация государственной политики в сфере возобновления и сохранения национальной памяти Украинского народа». «Государственная политика» предполагает выполнение заданий, поставленных государственной властью, и не имеет ни малейшего отношения к истории как к системе научных знаний. Издалека данный термин напоминает понятие «историческая политика», возникшее в ходе дискуссии ученых историков в ФРГ в 80-х годах прошлого века, когда канцлер Гельмут Коль попробовал добиться снижения присущей для 60-70-х годов интенсивности раскаяния немцев за преступления Третьего рейха.
Основные направления госполитики в вышеуказанной сфере достаточно красочно иллюстрируются перечнем магистральных событий и процессов «предсказуемого прошлого»: Украинская революция 1917-1921 годов, Голодомор 1932-1933-го, массовый голод 1921-1923, 1946-1947 годов, принудительная депортация народов, политические репрессии и национально-освободительная борьба. В свете резкого изменения внешнеполитического курса позиционирование Украины в качестве участника российского, а после - союзного имперского проекта с середины XVII до конца XX веков утратило свою актуальность для отечественных идеологов чуть более чем полностью. А начатое с 1991 года формирование образа украинского народа как жертвы оккупаций, репрессий, геноцидов, этноцидов и прочих культуроцидов, сопровождавших беспрерывную череду национально-освободительных соревнований, перешло в финальную стадию. Параллельно с этим, по возможности, неплохо бы было сформировать устойчивые представления о полной непричастности украинцев к коммунистическому движению и установлению советской власти, что находит отображение в запуске в политический оборот совершенно лишенных смысловой нагрузки терминов «советская оккупация» и «советско-украинская война». Под оккупацией подразумевают занятие вооруженными силами государства не принадлежащей ему территории. То есть во фразе «немецкая оккупация Чехословакии» все предельно ясно. Советы же – это избираемые населением на определенный срок коллегиальные представительские органы публичной власти. Они, к слову, в Украине существуют и поныне. Представительские органы власти оккупировали территорию? Звучит нелепо. А понятие «советско-украинская война» сродни шахматно-огуречному турниру. И даже замена на «большевистская оккупация» и «большевистско-украинская война» не очень выручают. Войны бывают либо межгосударственные, либо гражданские. То есть Франко-прусская война не оставляет никаких сомнений, кто с кем конфликтовал. Гражданская война между Ланкастерами и Йорками - тоже. Войну же между политической партией и государством можно отнести лишь к еще малоизученной разновидности гибридных войн. А ценность термина «большевистская оккупация» приблизительно такая же, как и у фразы «лейбористская оккупация Великобритании 1997-2007 годов». В общем, как говорится, ничего личного. Только реализация государственной политики и пропаганда здорового образа мышления. Тем более, что в принципе и подходы к формированию новой исторической подложки для идеологической конструкции не обременены никакой инновационной составляющей. Особенно если учесть, из какой шинели вышли наиболее старательные проводники нового идеологического курса. В этой связи как не вспомнить фрагмент довлатовского «Филиала», в котором рассказчик отмечает феноменальную тактическую гибкость бойцов невидимого фронта: «Ты, Куроедов, был советским философом. Затем стал антисоветским философом. Теперь опять будешь советским философом… Ты, Левин, был советским писателем. Затем стал антисоветским писателем. Теперь опять будешь советским писателем…»
Но все это касается уровня индивидуального мастерства и широты взглядов отдельных исполнителей. В то время как корень проблемы, скорее, заключается в чрезмерном акцентировании внимания на событиях отдаленного прошлого, а равно и их трактовках. Соблазн поплющить сознание несклонной к генерированию собственных мыслей части социума былинами времен Бояна чрезвычайно велик. Хотя, как показывает практика, зависимость между героическим прошлым и благополучным настоящим существует исключительно на теоретическом уровне. Мало кто слышал о финских великих полководцах, открывателях новых земель и борцов за национальное освобождение, что отнюдь не помешало северному народу достичь весьма высокого уровня жизни. Точно так же, как и приколачивание щита к вратам Царьграда практически не принесло никаких дивидендов отдаленным потомкам.
По-хорошему, следовало бы на волне всеобщего запретительства (фильмов, книг, символики, телеканалов) запретить политикам использовать в выступлениях экскурсы в прошлое, исторические параллели и прочие виды копания в делах давно минувших дней как крайне вредные инструменты манипуляции, таким образом сняв вопрос о возможных фальсификациях истории в принципе. Но это не произойдет никогда лишь потому, что в противном случае значительной части говорящих голов решительно нечего будет рассказывать электоральным массам.
